Фонд расследований Навального

Правообладатель иллюстрации Reuters Image caption Сам Волков последнее время находится в Берлине

Что происходит с деятельностью, которую олицетворяет Алексей Навальный, пока сам оппозиционер находится в искусственной коме? В частности, с кампанией «Умного голосования», которой была посвящена его поездка в Сибирь. Не слишком ли замкнута деятельность Фонда борьбы с коррупцией на личность одного человека и какой «план Б» существовал на случай долгого отсутствия Навального?

На эти вопросы корреспонденту Би-би-си Олегу Болдыреву отвечает один из соратников оппозиционного политика, глава сети региональных штабов Навального Леонид Волков:

Би-би-си: Насколько можно было понять, после известной тяжбы с бизнесменом Евгением Пригожиным и удовлетворенных судов огромных исков к Фонду борьбы с коррупцией, ФБК было решено закрыть. Как теперь называется ваша структура?

Леонид Волков: Наша структура называется Фонд борьбы с коррупцией. Наша структура не меняла названия никогда, тяжба с Пригожиным привела исключительно к техническому моменту, закрытию одного юрлица и переходу на другое юрлицо, но естественно, что с точки зрения бренда от бренда ФБК никто отказываться не собирается.

Би-би-си: Не сочтите за цинизм, но спрошу — сам скандал с отравлением Навального в отношении «Умного голосования» имеет позитивные последствия, привлекает ли дополнительное внимание?

Л.В: Я бы сказал так: это наш долг — максимально в политическом смысле использовать эту ситуацию для продвижения «Умного голосования». Алексей отравлен не в туристической поездке, он собственно ездил в предвыборную поездку по ключевым регионам «Умного голосования».

  • Из той же серии, что и «Новичок». Что говорят врачи об отравлении Навального

Поддерживать наших кандидатов, волонтеров, продвигать самую идею «Умного голосования». Конечно, мы сейчас делаем все, пишем рассылки, будем выпускать видео, чтобы сказать: смотрите, это отравление произошло в связи с приближающимися выборами, в связи с «Умным голосованием». Вы понимаете, насколько «Умное голосование» является важным и насколько оно является опасным и болезненным для Путина, бегите все регистрируйтесь, бегите все участвуйте. В этом смысле, безусловно, мы так поступаем — и да, уже видим серьезный всплеск регистрации.

Правообладатель иллюстрации EPA Image caption Навальному стало плохо утром 20 августа на борту самолета, летевшего из Томска в Москву

Би-би-си: То есть отсутствие имиджа Навального в эти дни пока никак не повредило…

Л.В: Имидж Навального присутствует, он является автором этой идеи «Умного голосования», он является ее символом, он присутствует на всей интернет-рекламе, которую мы показываем, во всех видеороликах. Если вы зайдете на сайт «Умного голосования», вы увидите там видеообращение Алексея Навального.

Би-би-си: Поездки Навального по стране, какими они были до сих пор, всегда несли с собой повышенный риск нападения или каких-то инцидентов. Учитывая, что вас много — вы, вот организатор этого процесса, есть Иван Жданов, Любовь Соболь. Почему в поездках всегда Навальный?

Л.В: Потому что он является лицом и политическим лидером нашей организации. Люди хотят его видеть, ему задавать вопросы, волонтеры хотят с ним сделать селфи. А местным политикам надо с ним решать какие-то вопросы политических союзов или поддержки. Это вполне естественно. Когда Джо Байден едет по стране, вы же не спрашиваете, почему вместо него не едет какой-то функционер Демократической партии.

Би-би-си: Джо Байден не подвергается таким рискам…

Л.В: Тем не менее. Все политики так или иначе подвержены риску. Конечно, это зависит от уровня политической культуры в стране. Я не хочу сказываться в whatabout-изм, но надо напомнить, что покушения на политиков во время предвыборных кампаний — это вообще-то штука, которая в и Америке случалась, например с сенатором Кеннеди в 1968 году.

Если отвечать на ваш вопрос так, как он задан, то скажу, что в ходе президентской кампании 2018 года ваш покорный слуга проехал больше регионов и был в большем количестве городов и на большем количестве встреч со сторонниками, чем сам Навальный. Просто потому, что тот больше сидел в спецприемнике и у него не всегда получалось куда-то приехать.

Би-би-си: Когда кто-то из вас появляется, да, это скорее мера, связанная с неспособностью самого Навального там быть. Всегда — даже со стороны сочувствующих — высказывались аккуратные опасения в том, что деятельность ФБК слишком сильно замкнута на личность и популярность одного человека. Год назад Любовь Соболь была чуть ли не ярче самого Навального в разгар московских протестов, но прошел год — и Любовь Соболь снова на втором плане.

Л.В: У нас есть политическая организация, которая выстроена по определенным законам политики. А политика во всех странах мира — это все равно штука, в которой люди смотрят на лидера и в которой личность лидера важна. Вы же не можете сказать даже в очень развитой парламентской демократии типа Германии, где я сейчас нахожусь, почему Ангела Меркель такая заметная, почему другие фигуры Христианско-демократической партии не в той же мере ведут публичную активность и не делают так много заявлений, как она?

Ну потому что на данный момент она является лидером партии. Общественность, сторонники, журналисты ждут в первую очередь ее заявлений. При этом есть много других талантливых политиков, между которыми в рамках нашей политической организации так или иначе распределены роли. Иван Жданов является директором ФБК, Любовь Соболь является генеральным продюсером канала «Навальный live», я являюсь руководителем сети региональных штабов.

  • «Обернулся и увидел, что Алексей лежит». Рассказ летевшего с Навальным пассажира

У нас есть довольно много работы — плюс есть какая-то публичная активность, мы все делаем довольно много, но, конечно, Алексея Навального делает Алексеем Навальным то, что он в каком-то смысле, в хорошем смысле, незаменим. Есть какие-то черты его характера, харизма, лидерские качества, способность формулировать какие-то мысли, которые делают его таким привлекательным лидером и привлекают к нему такое большое внимание сторонников. Это естественно, так и должна быть устроена политическая организация.

Би-би-си: Тем не менее, упомянутые вами примеры — и американский, и с Ангелой Меркель это несколько далеко от российских реалий. И было понятно уже много лет — все эти аресты, инцидент с зеленкой, странная аллергия год назад в ИВС — вы не могли не думать, что произойдет в какой-то момент, когда отсутствие Навального будет долгим. Какой «план Б» у вас есть?

Л.В: У нас была история в 2014-м, когда Алексей Навальный провел год под домашним арестом, у нас были истории арестов в спецприемнике, самый длинный из которых продолжался 50 дней. И организация работала 50 дней с Навальным в спецприемнике. Мы все знаем, что делать, у нас все на своих местах, все продолжают работать — и ФБК, и штабы, и наши политические кампании, наши кандидаты.

В этом смысле — и это во многом тоже заслуга Алексея, он построил эту организацию — у нас налажены процессы, нашу организацию не уничтожает — хотя безусловно ослабляет — длительное отсутствие Навального. Но не уничтожает, не делает наши политические операции бессмысленными. Мы продолжаем работать по тем задачам, которые он формулировал, по тем задачам, которые мы сами формулируем, потому что знаем, что они являются важными.

Би-би-си: Вы думаете, что долгое отсутствие Навального в публичной сфере будет вредить процессу сильно?

Л.В: Любое его отсутствие в публичной сфере вредит процессу сильно. Поэтому они придумали адские уголовные дела, поэтому они сажали его в спецприемники, поэтому на него нападали с зеленкой, поэтому его сейчас пытались убить. Навальный своим присутствием в политической сфере наносит огромный политический ущерб, Путин его боится и таким образом реагирует.

Правообладатель иллюстрации Reuters Image caption Акция в поддержку Навального в Петербурге

Би-би-си: Когда в 2013-м Навального и Петра Офицерова на сутки (как потом оказалось — на сутки) отправили в тюрьму, люди сразу вышли на улицы. Сейчас случилось такое беспрецедентное событие и мы не видим широких протестов. Это так страна изменилась или это ваша стратегия пока — не призывать к такого рода протестам?

Л.В: Во-первых, протесты нельзя организовывать, к ним нельзя призывать. Это бессмысленная штука. Люди выходят сами, людей 18 июля 2013-го никто не призывал, просто на Манежку вышло 15 тысяч человек . Люди реагируют: а) на адскую несправедливость; б) когда сами могут четко, ярко и жестко артикулировать требования.

18 июля 2013-го было понятное требование: выпускай! Люди на Манежную вышли — и власти выпустили.

Точно так же 21 августа 2020 года, когда была вся эта драма в Омске, когда вдруг отказали в транспортировке, которая уже была согласована, тоже было очень понятное требование: выпускай! И люди выходили по всей стране — от Хабаровска до Брянска, в каждом городе, где есть наш штаб, люди выходили на одиночные пикеты или митинги, были десятки задержанных по всей стране.

Это была часть истории с политическим давлением. В Омске люди пришли к самой больнице, в Москве и Питере вышли. Это было не менее — не более, но и не менее — важным, чем заявление канцлера Ангелы Меркель и президента Макрона. Люди пошли и выходили. А теперь организовывать протесты — ну а требование-то какое? Лечить? Его и так лечат.

Би-би-си: Требование реального расследования, например…

Л.В: Ну мы же все понимаем, что реального расследования не будет. Это очевидно. Путин и Песков, и Генпрокуратура вполне четко дали понять — никакого расследования. Потому что любое реальное расследование приведет к тому, что они выйдут на самих себя.

Поэтому безусловно вся эта ситуация вызвала у людей огромное возмущение. Безусловно она привела к некоторому изменению в общественных настроениях. И это выльется в какой-то момент в какую-то протестную волну. Как только появится какое-то ясно артикулированное требование и повод.

Условно говоря, если 13 сентября Кремль захочет, как обычно довольно резко, фальсифицировать результаты выборов, то волна митингов, которая за этим последует, будет, я уверен, более яркой, чем она была бы без этих событий. Именно потому, что накопилось ощущение несправедливости. Это так работает.

Но нет волшебной кнопки, которую нажимаю я или Люба Соболь. Это так не работает. Люди выходят сами. Работа политика — помочь им артикулировать требование, услышать их, предложить им правильный лозунг или правильный плакат. Это мы умеем делать очень хорошо. Сейчас мы видим, что люди добились своего, они вышли очень эмоционально 21 августа, самолет улетел, Навального перевезли в Берлин. Люди выдохнули — что самое страшное вроде позади.

К сожалению, это не очень бьется с реальностью. Мы должны понимать, что никаких сверхожиданий быть не должно. Как подчеркивает в том числе и пресс-релиз «Шарите» в пятницу, мы в начале долгого пути.

  • Симптомы отравления у Навального ослабевают, но он все еще в коме. Что сообщила клиника

Би-би-си: У вас работа с Навальным много отняла. Безумное количество времени потрачено на спецприёмник, в Россию, в родной город вы вернуться не можете, а соратник лежит в коме. Со стороны может показаться, что у вас от неё одни проблемы и беды. А что эта работа вам даёт такого, чего нельзя найти, занимаясь чем-то менее рискованным?

Л.В: Ну, у меня есть ощущение, что я делаю очень правильное дело. Есть вещи, в которые я верю, в плане политическом, моральном, если угодно. Я верю, что Россия может быть нормальной европейской страной. Все для этого есть. Я не верю ни в какие уникальные условия и уникальный менталитет.

Я четко знаю — любой человек может убедиться в этом, приехав в Эстонию, Латвию или Литву. Люди на улицах Риги или Таллина никак не отличаются от людей на улицах Нижнего Новгорода или Самары — на постсоветском пространстве возможно существование общества, состоящего из визуально неотличимых от россиян людей, которое живет по европейским правилам, нормам. Где общество построено комфортно, нормально. Общество, подчиняющееся каким-то базовым принципам морали.

Я верю, что это штука для России очень нужная. И я верю, что моя деятельность, деятельность нашей политической организации к этому в какой-то момент приведет. И это — очень сильный стимул.

Би-би-си: К вопросу о постсоветском… События в Беларуси, готовность выйти на улицу — это вас удивило? В России есть похожая готовность протестовать?

Л.В: Нет, не удивило. Я определенно ожидал, что в Беларуси будет протест против подтасованных выборов. В России точно такой же — прямо у поверхности — протест. Ведь Путин следует по тому пути, которым идет Лукашенко. Лукашенко — его старший брат, он-то у власти с 1994-го, а Путин — только с двухтысячного. У Лукашенко рейтинг — около 15%, у Путина, может быть, 30-40.

Ситуация идет по тому же образцу, и мы точно можем ожидать, что похожие события могут случиться, когда Путин в очередной раз сфальсифицирует выборы. Например, на выборах в 2024-м или в Думу в 2021-м.

Media playback is unsupported on your device Как берлинские врачи объясняют произошедшее с Алексеем Навальным.

Конечно, Путин следит за событиями в Беларуси и будет извлекать уроки. Например — неожиданное и огромное полицейское насилие. Если, и это очень опасное развитие, если Лукашенко удастся остаться у власти после всего того, что он сделал, после того, что творилось в центре задержания на улице Окрестина, Путин поймет, что можно применять такой уровень насилия и при этом все равно остаться во власти. Я очень, очень не хочу, чтобы он извлек такой урок.

Би-би-си: Два года назад в этой же берлинской клинике лежал Петр Верзилов, тоже без сознания, тоже отравление… И Навальный, и вы сидели под арестом, была зеленка эта, была непонятная аллергия у Алексея год назад в изоляторе… Скажите, к этому ощущению опасности можно привыкнуть?

Л.В: Сложный вопрос. Я думаю, нет, нельзя. У каждого человека психологически по-своему происходит. Мой ответ — нет, нельзя, это штука, которая всегда с тобой и всегда очень сильно мешает.

«Обыски сближают»

В ФБК принято дружить и встречаться вне офиса: «Когда вы вместе находитесь на пяти обысках, это сближает людей», — замечает расследователь Георгий Албуров.

Дни рождения сотрудников ФБК — офисный мем: вокруг праздничного стола коллеги обычно сидят, уткнувшись в телефоны. Навальный присутствует на всех днях рождения и как раз пытается расшевелить коллег.

В фонде сложилось много пар, некоторые потом распались. «Это напоминает большую семью: мы ссоримся, миримся, все бурно происходит», — говорит монтажер Александра Дубровская.

Она долго не интересовалась политикой: занималась балетом, играла в театре, решила выучиться на режиссера (тогда и стала монтировать видео), потом увидела объявление ФБК.

«На собеседовании мне прежде всего рассказывали про обыски, говорили, что тут страшно, спрашивали, готова ли я, — вспоминает монтажер. — Я смеялась в голос: мне казалось, что со мной такого не произойдет точно. И на второй день моей работы в офисе случится обыск».

Image caption Первый для монтажера Александры Дубровской обыск случился на второй день ее работы в ФБК

Александра в разводе, у нее шестилетняя дочь. На всякий случай она подписала все нужные документы — если с ней что-то случится, девочка останется с бабушкой, а не отправится в детдом.

«Вдруг я начала жить в параллельной реальности: сегодня обыск, сегодня этого посадили, это становится твоей бытовухой, — говорит Александра. — Я посмотрела теленовости в первый раз за полгода: ощущение такое, что мы живем в разных странах. Как из этого уйти? Куда? Обратно?»

Иван Жданов работает в ФБК с 2014 года: сначала юристом, потом возглавлял юридический отдел. Когда в 2018 году прежнему директору Роману Рубанову пришлось покинуть Россию из-за уголовного дела, Жданов стал директором ФБК. Он несколько раз отбывал аресты в спецприемнике и получал штрафы после митингов.

«Я допускаю, что в какой-то момент могу сказать — все, с меня хватит. Но пока такие вещи случаются, пока Алексей временно не может прийти на работу, этого точно не будет. Иное было бы предательством», — говорит директор фонда.

Кира Ярмыш работает с Навальным с 2014 года: пришла вскоре после окончания МГИМО и работы в пресс-службе авиакомпании Utair. Ее молодой человек, сотрудник ФБК Руслан Шаведдинов, уже восемь месяцев служит в армии на Новой Земле — связи с ним нет, письма от него не доходят, а в июле стало известно, что он живет в бочке в 270 км от ближайшего поселка.

«Чем больше стресс, тем больше собранность, — отвечает Кира на вопрос, как она все это выдерживает. — Так много всего поставлено на карту, что работать можно круглыми сутками, и нет времени себя жалеть».

Мама часто спрашивает Киру, не хочет ли дочь съездить на учебу за границу. «Меня преследует мысль, что вот перестану я работать с Алексеем, а через два месяца случится какое-то глобальное, эпохальное событие, а я не буду в его центре. Меня это сводит с ума! Ничего более интересного в России не происходит, чем то, что я вижу с этого места. Добровольно от этого отказаться ради спокойной жизни — точно нет!» — говорит Ярмыш.

Даже если это эпохальное событие — трагическое, вроде отравления: «Я рада быть рядом, быть там. Если бы я не была внутри , мне бы оставалось только переживать, сидя за границей в университете».

Леониду Волкову с семьей в 2019 году пришлось срочно эвакуироваться из России из-за уголовного дела против ФБК.

«Конечно, смотришь на людей из IT-бизнеса, с которыми ты работал 10-15 лет назад, какие у них прекрасные дома и яхты, — признается Волков. — Бывают минуты слабости, когда думаешь — да нахрен это все. Но перед нами стоят более интересные задачи, чем зарабатывание миллионов долларов. Есть большая страна, населенная замечательными людьми, которые живут совсем не такой жизнью, какой могли бы — и внушили себе, что так надо. Теряют 144 млн нормальных человеко-лет в год. Вот этот момент очень хочется исправить».

После отравления Навального из ФБК никто не уволился, уверяют все собеседники Би-би-си.

«Мы надеемся его не разочаровать»

Дверь в кабинет Алексея Навального открыта. Там солнечно, на стене блестят золотая и серебряная кнопки, которыми YouTube поздравляет блогеров, достигших 100 тыс. и 1 млн подписчиков. На окне оставлен чехол для костюма. Строгость кабинета нивелирует лежащий на полу балансборд: цилиндр, на котором нужно держать равновесие с помощью доски.

Над спинкой кресла на стене — фото Сольвеевского конгресса 1927 года: самые известные физики и химики, включая Эйнштейна, Планка, Шредингера, Марию Кюри, собрались на конференцию.

«Алексею это фото так дорого, потому что его постоянно спрашивают, кто за ним стоит, и ему приятно знать, что за его спиной — лучшие умы всего мира!», — улыбается Ярмыш.

Сейчас команда Навального переживает о том, как бы не подвести своего лидера, говорит Георгий Албуров: «Если бы Алексей сейчас мог что-то сказать, первое, что он сказал бы: «Я надеюсь, что вы без меня очень-очень хорошо работаете». Мы надеемся его не разочаровать».

Никто не хочет думать о том, что будет, если Навальный не вернется к работе. Кто в этом случае возглавит организацию, даже не обсуждается, говорит Волков.

«Одно без другого не работает. Не было бы смысла без личной харизмы Навального, — говорит Волков. — Политика — это про идеи и про лидеров, которые эти идеи выдвигают. Конечно, аудиторию привлекает харизма Алексея».

Но Волков говорит, что усилия по созданию структуры расследователей, штабов, создателей видео не пропали даром и сторонники Навального построили самую эффективную оппозиционную организацию в стране.

«В этом смысле мы функционируем как нормальная организация: у нас ого-го какая бюрократия. Каждую неделю нужно заполнить бумажки, писать, что мы сделали за эту неделю, — объясняет Волков, — Без этого организация с сотнями сотрудников работать не может. Это странный микс подхода из бизнеса и из политики: очень idea driven (англ. «движимый идеей» — Би-би-си), но с бизнес-решениями».

«Я не могу делать шапкозакидательские выводы и говорить, что мы будем так же, как сейчас, работать еще 50 лет, — соглашается Любовь Соболь. — Без Навального команда может работать не менее усердно, но она будет работать по-другому».

С переживаниями о здоровье Алексея и будущем организации сотрудники ФБК справляются сами — своих психологов для поддержки в фонде нет, а чужих не пускают. «Мы не доверяем психологам — вдруг их нам зашлют», — объясняет Жданов.

При участии Андрея Сошникова, Олеси Волковой

Желтые уточки в «Озере»

Переговорки в офисе ФБК называются «Сосны» и «Озеро» — в честь дачных кооперативов питерских чиновников и приближенных к власти бизнесменов, расследования о роскошной недвижимости и бизнесе которых регулярно выпускает фонд. Переговорка «Озеро» даже украшена портретами этих людей.

На подоконниках и столах желтые резиновые уточки — их часто дарят сотрудникам в честь того самого «домика для уточки», который ФБК у тогда еще премьер-министра Дмитрия Медведева нашел в шикарном поместье.

На пуфиках, диванах, за белыми столами сидят сотрудники, сосредоточенно уткнувшись в ноутбуки. У монтажеров самые модные, геймерские кресла, которые уменьшают вред от долгого сидения. У дизайнеров на стене доска с надписями «Хватит смотреть в стол, пора писать бриф» и «У меня нет цензурных формулировок сейчас».

В ФБК также работают юристы, помогающие в судах и избирательных кампаниях, айтишники, противостоящие кибератакам на ресурсы фонда, монтажеры, создающие видеоролики по итогам расследований, дизайнеры и социологи.

Со старого юрлица ФБК недавно перешел на новое — из-за проигранного иска «повару Путина» Евгению Пригожину. Суд решил, что в видеоролике о работе связанной с Пригожиным компании «Московский школьник» содержатся порочащие сведения.

Платить 29 млн Пригожину в ФБК не хотят и не могут, таких денег у фонда нет. Суд также решил, что по 29 млн рублей Пригожину должны лично Навальный и юрист Любовь Соболь.

ФБК существует за счет краудфандинга — на старое юрлицо были оформлены 7 тыс. ежемесячных пожертвований. В июле Навальный призвал перевести подписку на новое юридическое лицо, и число ежемесячных пожертвований выросло до 18,6 тыс.

«Чем больше нас пытаются задушить, тем больше у нас поддержки», — говорит Жданов. Подавляющая часть пожертвований — мелкие, от пятисот до 1,5 тыс. рублей, чему директор ФБК очень рад: «Мы принципиально хотели, чтобы у ФБК не было крупных доноров: иначе прогнозируемость никакая, важны именно регулярные мелкие жертвователи».

Пожертвования приходят на рублевый счет организации: после того, как минюст признал ФБК иностранным агентом, Навальный сказал в интервью немецкой DW, что «абсолютно уверен» в отсутствии иностранного финансирования. По его словам, команда «много времени и сил потратила на то, чтобы никогда не получать ни копейки из-за границы».

Но лазейка для финансирования из-за пределов России все же есть — для штабов. Через биткоин-кошелек, указанный на официальных ресурсах Навального, его организация в 2019 году получила 5% от общей суммы пожертвований, говорится в ее отчете. С конца 2016 года, когда команда Навального завела первый биткоин-кошелек, на него пришло более 650 биткоинов, еще 72 биткоина пришло на кошелек, открытый в октябре 2017 года после ареста Леонида Волкова (тогда у организации не было доступа к первому кошельку).

Если переводить эти цифры в доллары по курсу на момент переводов, получится 4,06 млн долларов.

Никаких загадочных закономерностей в этих переводах Би-би-си не обнаружила: большая часть переводов (80%) произведена на суммы не более 0,025 биткоина (19 тыс. рублей по нынешнему курсу), а медианное значение всех переводов, — 0,004 биткоина (3 тыс. рублей).

Хотя организация и получила несколько крупных переводов, большая часть из них, по словам Волкова — это выведенные им самим на биткоин-кошелек пожертвования с аккаунта на PayPal. В последние месяцы пожертвования на биткоин-кошельки Навального значительно сократились.

В 2019 году на пожертвованиях ФБК собрала 82,3 млн руб., потратила — 63,5 млн. Еще 191 млн рублей собрала сеть региональных штабов Навального: из них на зарплаты в прошлом году потратили 80,9 млн, на аренду ушло 18,8 млн, на налоги — 28,2 млн.

У 39 штабов Навального в регионах есть и крупные спонсоры, рассказывает курирующий их работу Леонид Волков: иногда это местные бизнесмены, которые помогают конкретному штабу и делают это в основном анонимно. Но основа бюджета штабов — тоже мелкие пожертвования, подчеркивает Волков.

Штабы ведут избирательные кампании в регионах, а между выборами делают расследования о местных чиновниках и включаются в протестные кампании.

В самом ФБК сейчас 30 сотрудников, в системе региональных штабов гораздо больше — на полный рабочий день занято 180 человек.

Еще 15 человек занимаются Youtube-каналом «Навальный LIVE» — это отдельная редакция во главе с Любовью Соболь. С помощью функции спонсорства на YouTube редакция окупает себя сама, утверждает Соболь.

Еще одно направление — помощь независимым профсоюзам: Альянсу врачей и Альянсу учителей.

В случае необходимости ФБК — центральная организация «команды Навального» — помогает ресурсами остальным подразделениям. Когда где-то аврал, на помощь приходят сотрудники из разных структур, и неважно, у кого какая должность и в какой организации, объясняет Ярмыш.

Например, на выборы в Новосибирске идет коалиция из 31 кандидата. Помочь им с предвыборной кампанией приехали 32 сотрудника штабов из других регионов, рассказывает Волков.