Родители бьют и унижают

ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ КОНСУЛЬТАЦИЯ

Ситуацию комментируют школьные специалисты-психологи

Каждый учительский день переполнен событиями, эмоциями, разочарованиями и сюрпризами. Среди этого пестрого вороха событий встречаются такие, что цепляют и тревожат, не отпускают из-за своей неразрешимости. Например, когда ты становишься свидетелем жесткого обращения родителей со своим ребенком. Учителя редко обсуждают подобные случаи. Наверное, оттого, что знают: здесь не существует конструктивного выхода. Впрочем, вопрос иногда настолько не дает покоя, что хочется услышать хотя бы мнение коллег. Как в письме, пришедшем недавно в газету.

«Один из самых, наверное, тяжелых вопросов за всю мою педагогическую жизнь – невозможность решить, в какой степени я могу противопоставлять свою позицию родительской.
Был у меня в классе мальчишка, которого жестоко наказывал отец. Попросту говоря, бил. Не сгоряча или по пьянке, а «в воспитательных целях». Приходил забирать сына из школы, видел следы какой-то провинности (например, Алешка оказался разгоряченным и вспотевшим в первые дни после долгой болезни) и совершенно спокойным железным голосом говорил: «Тебе же было сказано – не бегать. Собирайся. Дома ты будешь наказан». У меня было такое чувство, что бить будут меня…
Поскольку попытки опосредованно или прямо говорить о недопустимости этого провалились – мне ясно дали понять, что это не мое дело, за воспитание отвечают родители, – мне оставалось только прикрывать мальчика враньем. На вопросы об успехах и продвижении по программе я неизменно бодро отвечала, что «все хорошо», проблем нет. И сам Алешка постоянно слышал это мое жалкое вранье, хотя и ошибок у него было сегодня больше обычного, и сонный он пришел, и на прогулке они с приятелем кого-то в снег макнули… Но – все хорошо. Он, конечно, понимал почему. И честно старался, чтобы мне врать приходилось поменьше. Он такой был взрослый, серьезный, хотя и маленький.
И остальные ребята, между прочим, это тоже слышали. Когда детей разбирают родители, вечно кто-то крутится под ногами. А ведь я им во многих ситуациях объясняла, что ненавижу врать – унизительно это и противно.
Надо сказать, именно так себя и чувствовала каждый раз. И выхода никак не могла найти. Не знаю и сейчас, как надо было правильно. И в тот раз, и в других ситуациях. Когда родители унижали ребенка в присутствии посторонних. Когда мать, повернутая на религии, заставляла держать строгий пост (в какой-то день даже пить нельзя) дочь-подростка. А у девочки больные почки, да и есть в тринадцать лет хочется постоянно, и в столовую весь класс идет вместе.
Или здесь правильно вообще не бывает? Когда твои ценности и методы идут кардинально вразрез с родительскими – как ни поступи, все нехорошо.
Противодействовать, активно противопоставлять себя родителям – нет, не годится. Зачем же ребенка тащить в разные стороны, рвать по живому. Вообще-то это их ребенок. С одной стороны. С другой – не собственность же он, в конце концов, не крепостной.
Смириться и делать вид, что ничего не происходит, тоже невозможно.
Елена Григорьева, учитель»

«Постарайтесь вызвать родителей на диалог»

Рассогласование отношений родителя и учителя является достаточно сложной проблемой. Когда же речь идет о физическом наказании, то необходимо затрагивать не только психологический аспект несогласования требований к ребенку и методов воспитания со стороны учителей и родителей, здесь существуют аспекты социальные и юридические. Однако давайте остановимся на психологическом аспекте заявленной ситуации.
Первый момент – родитель бьет ребенка.
Второй момент – учитель покрывает промахи ребенка, чтобы уберечь его от наказания. При этом испытывает внутренний дискомфорт.
Рассматривая первый момент этой ситуации, зададим вопрос: почему родитель бьет своего ребенка? Чем больше будем над этим думать, тем больше версий обнаружим. На поверхности лежат такие предположения:
– он не знает других методов, его тоже так воспитывали;
– ощущая себя не очень успешным, родитель пытается компенсировать это чувство за счет ребенка («Будь успешным, я буду тобой гордиться, сниму напряжение собственных неудач»);
– опять-таки неудовлетворенное чувство власти, нереализуемое в социальной жизни, очень искаженно начинает выступать во взаимоотношениях с ребенком;
– накопившееся напряжение, раздражение дают о себе знать в отношениях с ребенком (он самый беззащитный).
Чтобы уберечь маленького ребенка, надо прежде всего вести работу с родителями.
Вероятнее всего, бесполезно говорить родителю, бьющему ребенка, «это не метод» или объяснять ему, что бьет он от чувства собственного бессилия, неуверенности и тревоги. Лучше активизировать самих родителей в высказываниях по поводу методов воспитания. Можно на собрании вместе с родителями обсудить вопросы: «Как вы думаете, сможет ли быть успешным запуганный, забитый ребенок?», «Какие методы воспитания я запомнил из своего детства и почему?» Да вообще можно порассуждать на тему «Бьют ли счастливые люди своих детей?». Родитель не должен быть в школе в роли ученика, которому высказываются претензии («Не так воспитываете»). Учительские нотации в его адрес могут только обострить неприятные школьные воспоминания, которые спровоцируют негативные чувства в отношении ребенка. Поэтому родитель – только равноправный участник обсуждения.
Можно тоже его спросить об отношении к разным методам воспитания, именно спросить, а не сказать правильные слова о недопустимости наказаний. Когда человека спрашивают, он начинает хотя бы задумываться над вопросом, и есть надежда, что появление мыслей повлияет на его поведение.
Третий момент – «ложь во спасение» учительницы и переживание ею этой лжи. Учительница испытывала бы те же переживания, а может, более сильные, если бы, говоря правду, представляла потом сцены наказания. С такими внутренними конфликтами сталкиваются люди неравнодушные. Можно сказать, что в данной ситуации она как может сберегает ребенка. А чувство бессилия связано с тем, что поведение учительницы можно назвать «пассивным сбережением». Может быть, учителю будет легче, если он обсудит с ребенком – а уж если он подросток, то это просто обязательно – создавшуюся ситуацию. Поговорит, как с равноправным участником неприятной ситуации. Дело в том, что вместе с благодарностью учителю за «молчание» ребенок может начать использовать такое поведение учителя. Невозможно дать четкое предписание для таких разговоров – все зависит от особенностей поведения родителя.
Выход вижу в целенаправленной, планомерной работе учителей, психологов и родителей по грамотному построению отношений с детьми даже в напряженное для нас время, даже при разладе в семье, на работе, в стране.

Алла ФОМИНОВА, кандидат психологических наук

«Подумайте, готовы ли вы взять ответственность на себя»

Одна из самых трудных ситуаций для учителя – быть свидетелем процесса воспитания, идущего вразрез с его собственными ценностями. В эти моменты обостряется внутренний диалог (или лучше сказать – полилог). Части личности начинают спорить и подталкивать к противоположным действиям.
Одна часть требует вмешаться и защищать ребенка от наказания. Другая требует воздерживаться от вмешательства, ведь это не его сын или дочь. В итоге бедный учитель приходит в крайнее замешательство и страдает в любом случае.
Позволил себе вмешаться – его могут оскорбить и/или его вмешательство может привести к еще худшему результату, чем при бездействии. Удержался – совесть мучает долго: почему не вмешался.
Очень сложный выбор. Чтобы что-то говорить родителям в такой ситуации, надо очень хорошо представлять себе последствия своего поступка. Вмешиваясь, мы претендуем на роль участника ситуации, который в состоянии с ней справиться (иногда нас провоцируют на это специально, и часто мы попадаемся…). Однако положа руку на сердце – в состоянии ли мы поступить так, чтобы это было во благо этой семье?
Мы видим только верхушку айсберга семейных проблем. Можем ли быть уверенными, что, вмешиваясь, мы делаем лучше этой паре родитель–ребенок? Задаем ли себе вопрос: а готовы ли мы работать с последствиями своего вмешательства, брать на себя такую ответственность?
Никто не спорит, сдерживать эмоциональные порывы нелегко. Но и позволять себе действовать под влиянием эмоций, не беря ответственности за последствия, считая, что уже фактом вмешательства мы по определению улучшили дело, – глубокая иллюзия.
Это обычный вид самообмана: не сдержались, высказались, вмешались – и оправдываем себя: вот какой я защитник справедливости. Реальной пользы это никому не приносит, только частичное облегчение нам самим в момент высказывания.
В каких же случаях что-то говорить родителю, творящему наказание? Мое мнение – хоть оно может показаться жестоким – не раньше, чем кто-то из них обратится к нам с просьбой об этом, родитель или ребенок.
И уметь делать все это без оскорбительных, поучающих интонаций. Ведь мы не были – и никогда не будем – на месте этого взрослого, не знаем, как он воспринимает ситуацию. А если обратился ребенок – тут важно не впасть в искушение стать ему лучшим родителем, чем его собственные (вы же не собираетесь его усыновлять?). Разговаривать с ним как с взрослым, сочувствуя, но не унижая своим сочувствием, уважая его судьбу и веря в его способность справиться с обстоятельствами, без фанатизма и ненужного пафоса. Трудная работа.

Галина МОРОЗОВА, кандидат психологических наук

«Работайте с ребенком так, чтобы у родителей переменилось к нему отношение»

Конечно, важно, каковы наличные отношения учителя с родителями.
Если родители настроены на совместные действия с учителем по поводу своего проблемного ребенка, ситуация относительно мягкая, хотя и здесь может всплыть взаимное непонимание от непроявлявшихся до поры до времени различий в ценностях и устремлениях.
Второй сюжет – изначальное дистанцирование родителей от учителя.
Возможная стратегия учителя в этом случае – работа с проблемами ребенка с постоянной демонстрацией родителям результатов, продвижений. Осознание, обнаружение родителями, что с их сыном, дочерью что-то позитивное происходит и учитель тут «при чем», может смягчить отношения, и родители начнут «слышать» педагога не только по поводу «рабочих» ситуаций.
Наконец, самый трудный сюжет: родители не скрывают отрицательного, порою агрессивного, отношения к учителю, и за этим скрывается ценностное противостояние.
Для учителя тут есть два пути. Более редкий, почти фантастический путь: мировоззренческий спор, дискуссия. Это возможно, если родители (и педагог) готовы к таким дискуссиям. Более реалистический путь – сдвинуть хотя бы частично с себя ответственность, разделить ее с другими работниками: от администрации и психолога, до социальных органов в случае угрозы здоровью ребенка.
Конечно, эти идеи все равно абстрактны. Нужно не забывать о возрасте ученика, нужно учесть реакцию класса и всякие другие обстоятельства.

Сергей ПОЛЯКОВ, доктор педагогических наук

«Сначала я очень злилась, агрессивно отвечала на критику, много кричала и плакала. Это непродуктивно»

Наверное, впервые я задумалась о том, что нужно менять формат взаимодействия с родителями, оказавшись за границей в обществе ровесников, которые совсем иначе общались со своими семьями. Для меня было удивительно, что другие варианты взаимодействия с родителями вообще существуют. Я достаточно долго сидела с видом «а что, так можно было?». Их пример позволил мне осознать и отследить моменты, когда на меня давят, когда мне не нравится реакция родителей на мои действия.

Сначала я очень злилась, агрессивно отвечала на критику, много кричала и плакала. Это был не самый продуктивный метод: он давал выход моим эмоциям, но не менял поведения и отношения родителей. Я наконец стала вербализировать своё недовольство и закреплять для себя мысль, что мне не нужна критика, если я о ней не просила. Когда первая волна гнева схлынула, я начала более мягко указывать на то, что порой родительские советы мне не нужны, я могу разобраться сама, а их вмешательство нарушает мои границы. Я стала чаще умалчивать о своих решениях, так как пришла к мысли, что некоторые вещи их не касаются.

Два года назад я сделала татуировку, которая напоминает мне о том, что я всегда могу опереться на себя. Даже если кто-то не одобряет мои действия, главное — чтобы их одобряла я.

«Когда я поняла, что так жить дальше не могу и не хочу, обратилась к психологине»

Примерно год на терапии я ныла, плакала и жалела себя. На тот момент я не была готова к активному решению своих проблем с родителями, мне нужно было накопить ресурс. Когда он у меня появился и я нашла в себе силы бороться, начал вырисовываться план действий. Его можно было условно разделить на два этапа: эмоциональный и финансовый.

Так как работа на эмоциональном фронте могла занять годы, я решила начать с денежного вопроса. В компании моей подруги была открыта вакансия. Хоть это и не была работа моей мечты, благодаря ей я начала покрывать свои расходы. Это дало уверенность в своих силах и финансовую независимость. Я получила возможность работать с психологиней более плотно и, следовательно, продуктивно.

К сожалению, не могу сказать, что я полностью сепарировалась от семьи. Пока — нет. Да, я больше не живу с мамой на одной территории, но за квартиру, где я живу, платит мой отец. Мне тяжело даются отношения с финансами, хотя сейчас я по большей части обеспечиваю себя сама. Но мне не всегда удаётся разумно подходить к планированию финансов — я наконец-то «дорвалась». Как ребёнок, которому вдруг разрешили купить всё, что ему захочется. Так что главным пунктом моего плана всё ещё является полная финансовая независимость.

В год – детская обида, в пять – манипуляция

Юлия Новгородова старший преподаватель кафедры психологии развития и дифференциальной психологии УдГУ, руководитель Арт-Мастерской психологической помощи «Клякса» «Истерика малыша одного-двух лет – это выражение его гнева, обиды, усталости. В таком возрасте справлятся со своими эмоциями дети еще не могут, поэтому бурно выражают радость или недовольство. И называть это манипуляциями нельзя»

– Шантажировать ребенок начинает в два-три года. В этом возрасте дети уже понимают взаимосвязь между своими действиями и вашей ответной реакцией. В пять-семь лет наступает период сознательных манипуляций. Репертуар расширяется и все более совершенствуется, – объясняет психолог.

Растем и учимся

Когда мальчики и девочки совсем маленькие – у них свой диапазон «криков». Как только немного подрастут – он меняется. С возрастом они учатся использовать более тонкие способы манипуляции родителями. Это уже уровень шантажа. Малыш начинает ныть, критиковать родителей, сравнивать их с папой и мамой Ивана Петрова. Поверь: эти маленькие монстрики точно знают все твои слабые места и, конечно же, удачно используют эту информацию. Все – ради цели. Например, получения желаемых новых игрушек, мобильных телефонов, конфет и велосипедов…

Родитель, будь бдителен!

Мама и папа, будьте готовы к подобным выходкам ребятишек. Учитесь не поддаваться разводам своих детишек! Держите прочную оборону тылов, сохраняя независимость, стойкость и гордость. Да, конечно же, при этом, не надо забывать любить и воспитывать своих деток.

«Больной малыш»

Это также любимая манипуляция деток, но только тех, кто не желает интеллектуально напрягаться, анализировать и сравнивать. Родительскую любовь они привыкли добиваться довольно доступным способом. Все просто – необходимо притвориться больным….

Да, это опасная манипуляция. Психологи советуют не позволять своим детям такие игры. Объясни малышу, что притворяться нельзя, что ты любишь крошку без всяких условий, просто так, каждый день. Поэтому чаще обнимай и целуй деток перед сном. Чаще хвали и поощряй. Тогда малыши забудут о шантаже и прочих шалостях.

Алиса Крон, mama.ua

Как вести себя с токсичными родителями

1. Примите этот факт. И поймите, что изменить родителей вы вряд ли сможете. А вот себя и своё отношение к жизни — да.

2. Помните, что их токсичность не ваша вина. Вы не в ответе за то, как они себя ведут.

3. Общение с ними вряд ли станет иным, поэтому сократите его до минимума. Начинайте разговор, заранее понимая, что он может закончиться для вас неприятно.

4. Если вы вынуждены жить вместе с ними, найдите возможность выпускать пар. Ходите на тренировки в спортзал. Ведите дневник, описывайте в нём не только плохие события, но и положительные моменты, чтобы поддержать себя. Читайте больше литературы о токсичных людях.

5. Не ищите оправдания поступкам родителей. Ваше благополучие должно быть в приоритете.

Мы все прекрасно знакомы с синдромом не реализовавшегося отличника у взрослых людей: родитель выжимает последние соки из своего ребёнка, чтобы тот был чемпионом, отличником, новым Паганини и так далее. Но есть и другой синдром, на мой взгляд, более тяжёлый, убивающий веру маленького человека в себя и всё вокруг. Я называю его фразой, которую постоянно слышала от матери: «А без тебя никак?».

Рассылка «Мела» Мы отправляем нашу интересную и очень полезную рассылку два раза в неделю: во вторник и пятницу

Хотите называйте это гиперопекой, нелюбовью или трезвой оценкой возможностей ребёнка, но это самая страшная фраза, которую только может услышать человек в любом возрасте, находясь на старте нового пути.

«Зачем тебе художка? Поучилась — хватит. Всё равно такого таланта, как у Вани нет, ничего не выйдет». И вот я мирно бреду за мамой на тренировку по спортивной гимнастике, потому что важно учиться всему понемногу, а не углубляться в какую-то конкретную сферу. Таланта-то всё равно нет. Мне семь.

«Я сказала: никакой тебе гимнастики. Не пойдёшь ты на тренировку. Хватит. Нормальные дети учатся, а не по соревнованиям шляются». Я утираю льющиеся рекой слёзы в надежде вернуться в зал на любимые брусья. Тренер умоляла остаться. Мне 11. У меня нет ни одной четвёрки по учебным предметам и любимого дела. Теперь целыми днями я один на один дома с самым близким человеком, который в меня не верит.

«Вот завтра пойду в школу и прикрою всю твою общественную деятельность. Школу она где-то представляет, а без тебя никак?». У меня снова слёзы. Я нашла место, где во мне по-настоящему нуждаются. Мои идеи принимают всерьёз и даже дают что-то делать. Ну да, я самый молодой член городского школьного совета и попала туда не случайно, а благодаря пусть сейчас уже несущественным, но заслугам.

«Так, посмотри-ка, проектами она руководит! Не выросла ещё. Ты можешь сидеть спокойно и никуда не высовываться? Неужели никого постарше там нет?». Слёз уже нет, я привыкла. Мне 13. Подобные слова сродни шуму, но всё ещё задевают. Завтра первый раз провожу своё собственное мероприятие. Иду в детский дом делать праздник для детей из центра подготовки замещающих семей. Искренне хочется сделать для детей праздник. Делаю.

Всё тот же шум. Мне 16. За три года я была руководителем направлений одновременно в двух общественных организациях. Сбилась со счёту, сколько проектов написала и реализовала. Благодарности от всех органов власти лежат в отдельной папке, никто кроме меня и «коллег» о них не знает. Выигрываю учебные олимпиады, учусь, работаю в газете (пока мама думает, что я занимаюсь русским языком, но и эта история скоро вскрылась, комментарий можете себе представить.

— Мам, регион даёт возможность поехать в «Артек», можно?

— Нет, нечего тебе там делать. Без тебя обойдутся.

— Ну, мам, я же заслужила.

— Перед кем?

-…

Слёзы. Шанс, который даётся лишь раз в жизни, упущен. Спойлер: я всё-таки поехала.

— Мам, заполни, пожалуйста, документ на участие в конкурсе.

— «Ученик года»? А детей лучше нет что ли?

— Видимо, нет.

— Не пойдёшь, учиться надо.

Не пошла. Потом здраво оценила свои шансы — место в тройке было бы моим.

«Какая работа? Ты же ничего не умеешь, кроме как языком трепать! Начальство, что ли, слепое? Неужели в городе постарше никого нет?»

С последнего эпизода прошло полгода. Работа действительно серьёзная, всё по-взрослому: офис, график, ответственность, зарплата (тоже взрослая). Просто ставлю перед фактом: «Взяли». Сразу выросли крылья: новые задачи, возможности, интересные проекты. Совмещать с выпускным классом, правда, тяжеловато, но бывало и хуже.

«Какой ещё университет в столице? Да кому ты там нужна? Таких, как ты, миллионы туда приезжает и все домой назад едут. Без тебя обойдутся».

«Женщине главное удачно выйти замуж. Образование твоё, идеи твои. Ой, дура ты. Строишь из себя взрослую, а ума-то нет».

Я хочу организовывать фестивали и создать своё арт-пространство. Готовлюсь к экзамену. Посылаю вселенной аффирмации на бюджет. Работаю. Редко появляюсь дома, потому что там меня ждёт самый близкий человек, который, несмотря ни на что, в меня не верит (или просто не хочет этого показывать и для образа создаёт сопротивление любому моему начинанию).

Возвращаясь к художке, иногда делаю афиши мероприятиям и логотипы проектам на заказ. Получаю плюсом к основной работе мелкие, но хоть какие-то для несовершеннолетнего фрилансера денежки.

Да, безусловно, где-то подобные фразы меня злили, закаляли. Возможно, из-за того, что каждый раз на вопрос: «А без тебя никак?» я отвечала: «Никак». Это двигало меня вперёд. Но тот, кто спрашивал, хотел слышать другой ответ.

Сколько возможностей я упустила не по своей вине? Мне просто не дали ими воспользоваться. Сколько поддержки я не получила и сколько сил из-за её отсутствия у меня не появилось. Тяжело идти против течения реки, которая должна направить тебя в нужное русло, подпитывая своими водами.

Пожалуйста, верьте и поддерживайте своих детей. Им это действительно нужно.

И да, помните: то, что социологи называют задатками, способностями и талантами — лишь в нашей голове. Когда человек придёт в свою сферу, вы это поймёте. Всё решают желание и упорство.

А ещё главное — верить.

Чтобы осознать свою красоту, Юльке нужно было добрых десять лет пожить самостоятельно, услышать сотни комплиментов от совершенно разных людей, потратить уйму денег на работу с психологами, режиссерами и стилистами. Зато это понимание и уверенность в себе закрепились так хорошо и прочно, что назови ее кто Ходулей (да и вообще, попробуй обидеть), Юлька и бровью не поведет, зато в глаз даст. Я кажется, не говорила, что она в детстве в секции карате занималась, семья-то хорошая.
ФРЕКЕН БОЧКА
Аня, моя коллега и подруга, была упитанной с первых дней, даже минут: шутка ли, 4 килограмма 200 граммов орущего счастья. Аппетит и вес росли прямо пропорционально, время от времени обгоняя друг друга. Поесть милая пухленькая девчушка, а затем полненькая девочка любила всегда: дома ли, в гостях ли или на отдыхе она не уставала тешить растущий организм бутербродами, булочками и плюшками. Но полнота редко когда была популярной, и уже в первом классе Анюта получила свою порцию дразнилок на тему «пассажирных” поездов.
Да что там, даже родители (любя, конечно) назвали дочь… Жирной бочкой. Аня не понимала и страдала, особенно когда родился маленький и худенький братик с плохим аппетитом. Его кормили сладостями, а Аню пугали: будешь толстой, никто замуж не возьмет. В общем, на нервной почве впечатлительная девочка заболела и – нет худа без добра, а худобы без мотивации – похудела, а потом увлеклась спортом. Откровенное мини, смелая косметика, внимание старшеклассников и зависть одноклассниц способствовали поднятию самооценки.
В общем, быть стройной и уверенной Ане страшно понравилось, а грозный призрак Бочки никогда не давал расслабиться и служил отличным стимулом к правильному и здоровому образу жизни. Сейчас Аня – девушка худощавая и очень привлекательная. И как знать, кем бы она была сейчас: Колобком или Булочкой под шоколадной глазурью, не окажись в ее жизни прозвища Жирной бочки? С мамой у Ани, правда, до сих пор отношения натянутые, но за Бочку девушка не в обиде. Ведь теперь Аня понимает причину неприкрытой язвительности и тщательно скрываемой тревоги – мама весит почти как две Ани.
САМА ИГРАЙ
Можно вспомнить еще немало примеров того, как домашние прозвища влияли на дальнейшую жизнь самых разных людей. И как существенную часть этой самой жизни взрослые Балбески тратили на превращение в актрис (не просто актрис, а очень известных и популярных), Каланчи – в фотомоделей, работающих в самых престижных заграничных агентствах, а Пончики – в сексуальных кошечек. Возможно, все могло произойти быстрее и потребовало бы меньших затрат. И тогда успех ждал бы за первым поворотом, а не за двадцать первым. Хотя… как знать?
Моя подруга-психолог говорит так: «Родители только сдают нам карты, а играем мы сами. Возможно, если бы мы росли в педагогически правильных условиях, все могло бы сложиться иначе. Мы бы выбрали другую профессию, добились бы большего успеха, удачнее вышли бы замуж… Однако история говорит иное: у многих великих было трудное детство. И они стали великими, вероятно, не благодаря, а вопреки”.
Я никогда не спрашивала свою маму, почему она меня называла Гадким утенком. И только став взрослой, случайно получила ответ. Для нее самой родители изначально ставили очень высокую планку. Мама старалась соответствовать, боялась, протестовала и, дождавшись двадцатилетия, сбежала из отчего дома.
Оберегая меня от перфекционизма, мама перестаралась. Ничего плохого она не хотела, я для нее всегда была самой красивой дочкой на свете. И как же много сил я потратила, чтобы понять и, главное, поверить в это…
У меня родился сын. Я контролирую себя и не придумываю ему прозвищ: все знаю и все понимаю. Вчера мы с мужем отвезли ребенка к бабушке. К моей маме на выходные.
– Эй, у-род! — это муж мне.
И я ему отвечаю, смеясь:
– Сам у-род!
Сами мы у-роды. Проще говоря, Удаленные родители.
ТЕКСТ: Марина Симанова

«Один из девизов нашей семьи — «всё должно быть как у людей»»

Моя семья всегда была скорее обеспеченной. Мне никогда ни в чём не отказывали: репетиторы, поездки за рубеж на отдых и учёбу, хорошие вещи. Папа — очень образованный человек, работает с зарубежными фирмами. Мама ушла с работы, когда я родилась, потому что папе нужна была поддержка: он много трудился и трудится до сих пор.

Один из девизов нашей семьи — «всё должно быть как у людей». Иногда это очень утомляет, потому что такая позиция накладывает ограничения на собственные желания и решения. Приходится укладывать себя в трафарет какого-то «нормального человека». Сейчас мне 27, и я от этого устала. Но когда я была младше, не ставила под сомнение такой подход к жизни — мне это казалось достаточно разумным и менять ничего не хотелось.

В 2015 году (мне было 23), я уехала на учёбу в Голландию и там обнаружила, что «нормальный человек» — понятие очень зыбкое. Многие люди из моего окружения на учёбе (а это ребята со всего мира), вкладывали в эту формулировку совершенно не то, к чему я привыкла. Для меня оказалось новым и удивительным, что можно делать то, к чему лежит душа, быть непохожим на других и при этом считаться нормальным и заслуживающим любви и принятия.

Примерно тогда я впервые задумалась о том, как проходило моё детство, и поняла, что некоторые вещи в нём были не очень хорошими. Да, мне никогда не запрещали ничего из того, что считалось «правильным». Но если я выходила за рамки роли «хорошей девочки» — меня заставляли к ней возвращаться.

«Я не помню, чтобы принимала решение без оглядки на семью»

Почти все члены моей семьи в повседневной жизни неэмоциональны. При этом у нас нередко случались скандалы — это был практически единственный шанс выразить накопившиеся эмоции. Иногда, когда в семье случались конфликты, я слышала в свой адрес совершенно неконтролируемый поток неприятных слов, некоторые фразы я помню до сих пор. Не думаю, что это было что-то оригинальное — когда я обсуждаю эту тему с друзьями, становится понятно, что такие вещи говорят своим детям многие родители. Но позитивные эмоции у нас тоже не было принято выражать открыто.

Я часто слышала, что меня хвалят кому-то из знакомых, но гораздо реже мне делали комплименты в лицо. Мои достижения считались чем-то само собой разумеющимся.

Со временем я потеряла веру в то, что можно просто быть, и утвердилась во мнении, что нужно держать мину девочки, которая соответствует ожиданиям и никого не расстраивает.

При этом оценочные суждения семьи были со мной всегда. Я не помню, чтобы принимала решение без оглядки на «а что скажет мама? а вдруг дяде не понравится?». Очень часто, делая что-то, я заранее готовилась оправдываться и ругаться. Отвоевывать себя. Я не могу вспомнить, когда у нас начала работать такая схема. Мне кажется, так было всегда.

Самое яркое воспоминание из 9-го класса: мы едем на машине от дяди, за окном — ночная Тверская, я сижу на заднем сиденье машины и тихо плачу, потому что понимаю, что пойду учиться на юрфак, хотя совсем этого не хочу.

Я до сих пор не могу вспомнить, куда же я на самом деле хотела поступать. Зато очень хорошо помню, какую злость и беспомощность чувствовала от того, что мои желания не важны.

«Вы самый главный человек в вашей жизни»

Я знаю, что с такой же проблемой, как у меня, сталкиваются многие. И всё, что я могу сказать: найдите опору в себе. Вы самый главный человек в вашей жизни. Заботьтесь о себе и помните, что обращаться за помощью — не стыдно. Не бывает идеальных людей, безупречных семей, безукоризненных жизней.

Мифического «нормального человека» тоже не существует, все мы разные и далеко не идеальные. Любые ваши решения имеют право на жизнь. И ошибки — это тоже нормально, их на определённых этапах совершают все. Вы наверняка сможете сами разобраться с последствиями своих действий, к тому же без этого опыта вы никогда не научитесь жить по-настоящему.

Сепарация — это страшновато. Вы будете чувствовать себя неуютно, особенно первое время. Потому что на вас внезапно свалится вся та ответственность за вашу жизнь, от которой вас «заботливо оберегали». Но, поверьте, оно того стоит.